Глава 7. Южный Казахстан. Ой, бала! - 1

Уважая матерей, чтя гениев народа,
В годину лихолетья мы распахнули свои объятия всем.
Казахская степь - любимая Родина.
Святая колыбель дружбы и солидарности.

Строки из «старого» гимна Казахстана,
подстрочный перевод Б. Каирбекова


Казахстан - огромная страна,
Для всех народов создана она.
Мы здесь родились и здесь умрём,
Под высоким стройным ковылём.

Казахстанская дворовая песня


Часть 1. «Твои объятья горячи, как июль...» (2)

Моя мама - коренная алма-атинка. Отец её попал в столицу Казахской ССР лет за десять до войны вместе со всей своей роднёй, спасаясь от голода, царившего в Алтайском крае, а мои прадеды по линии бабушки стали «казахстанцами», сбежав откуда-то не то с Украины, не то из Польши во время Гражданской войны. Из губернского города Акмолинска (ныне Астаны) их насильно переселили дальше - туда, где кончается география - в горы Алатау, в пригородную деревушку недалеко от бывшего казачьего города Верный (3), только что «назначенного» столицей свежеобразованной республики (4).

Для меня Алма-Ата - это город детских воспоминаний. И отец, и мама регулярно таскали меня в свои частые командировки в столицу республики - благо остановиться нам всегда было где. Да и в отпуск мама частенько ездила «домой», захватывая с собой то мою сестру, то меня, а то и обоих своих «детёнышей» сразу. Представляю, сколько мороки мы ей доставляли - характеры у нас обоих не подарок, а вместе так вообще, наверное, «гремучая смесь» получалась!

В Алма-Ате живёт родной мамин брат. У дяди Юры героическая биография, и в детстве я им очень гордился (да и сейчас мне за него не стыдно!). Работая в ЛОВД (5), он однажды прямо в воздухе обезвредил каких-то злодеев, попытавшихся захватить самолёт (у родителей до сих пор где-то хранится мой детский рисунок с обезвреживающим террористов усатым дядей Юрой), и был за это награждён командировкой на московскую Олимпиаду, откуда привёз мне много иностранных монет. В декабре 1986-го года во время первых в Союзе «перестроечных» националистических выступлений в Алма-Ате «гонял по площади» демонстрантов, за что ему сначала дали медаль, а потом «попёрли» из милиции - ближе к девяностым годам вдруг выяснилось, что «гоняли» менты не обкурившихся хулиганов, а «настоящих патриотов» и, вообще, «героев Желтоксана (6)».

В конце восьмидесятых, после того, как умерла бабушка, а затем и дед, родители мои почему-то с дядей Юрой поссорились, потом помирились, но я к тому времени уже уехал в Новосибирск, поэтому дядьку своего к середине двухтысячных годов не видел лет пятнадцать. Контакт с ним я поддерживал только редкими телефонными разговорами во время визитов к родителям в Павлодар.

В ноябре 2004-го мы с Натальей всё-таки решили съездить в гости к дяде Юре. Причем в наши планы входило не только посетить крупнейший город страны (столицу к тому времени уже перенесли в Астану), но и объехать ряд населенных пунктов Южного Казахстана: Тараз, больше известный как Джамбул, Чимкент и Туркестан. В юности мне довелось побывать в Узбекистане - средневековые азиатские мавзолеи и мечети произвели на меня тогда неизгладимое впечатление, и теперь я хотел показать их казахстанские аналоги интересующейся архитектурой супруге.


***

В конце ноября в Новосибирске уже трещали морозы, и мы сбегали от них на географический Юг, в осень, а если повезёт, то и в лето - во всяком случае, в Ташкенте и Самарканде в ноябре 1990-го было под тридцать градусов тепла, и я это очень хорошо запомнил. А тот же Чимкент - он же совсем рядом с Ташкентом.

Я давненько не ездил в Казахстан на поезде, поэтому порасспрашивал у своего коллеги по работе Дениса, женатого на бывшей алма-атинке и регулярно ездящего к тестю в гости, к чему нужно быть готовым. Оказалось, что ни к чему особенному, «главное, чтобы поезд был российский» - поезда казахстанского формирования по слухам были уж совсем «убитые».

Нам попался алма-атинский состав - действительно, изрядно потрёпанный и с шумными проводниками. В купе, кроме нас с Натальей, был ещё только один пассажир - женщина в форме, оказавшаяся работницей управления исполнения наказаний. Она ехала в Рубцовск, сопровождая «зэковский» этап, который сейчас перегоняли в зарешёченные вагоны из «автозаков» на перроне. Четвёртый пассажир, поддатый паренёк не очень русской внешности, подсел к нам уже поздно вечером в Барнауле.

В приграничный Рубцовск поезд прибыл на рассвете. Наша попутчица, попрощавшись, вышла из купе, но тут же зашла вновь. Как оказалось, это была её точная копия - такая же одетая в военную форму женщина, только пограничник. Наши документы её не сильно заинтересовали, а вот паспорт соседа показался ей подозрительным.

- Чеченец? - спросила она тоном воспитательницы детского сада, допрашивающей «осрамившегося» сопляка.

- Ингуш, - устало ответили ей с верхней полки.

Женщина вышла из купе, плотно прикрыв за собой дверь. Её переговоры по рации всё равно были отчётливо слышны.

- Говорит, ингуш...

- Пш-ш!

- Снимаем?..

- Пш-ш! Пш-ш!

- По базе пробиваем?..

- Пш-ш-ш-ш!

- Поняла - отпускаем! - наконец, был вынесен приговор человеку, угораздившему родиться ингушом.

Пограничница вернулась к нам и, небрежно козырнув, вернула паспорт его владельцу.

- Блин, заколебали, - пробурчал парень и демонстративно отвернулся к стене.

Таможенники тоже особо не «лютовали» - лишь оценили объём наших сумок, заглянув в багажные рундуки. Даже открывать ничего не потребовали.

На казахской стороне поезду полагалось стоять минут сорок, но почему-то первыми в вагон ринулись не погранцы и таможенники, а толпы «менял». Они проходили с интервалом в минуту, беспардонно распахивая двери сонных купе и выкрикивая на ходу:

- Тенге, тенге, меняю рубли на тенге! Самый выгодный курс! Тенге, тенге!

Не выспавшиеся и злые, мы с Натальей довольно быстро устали отвечать им, поэтому теперь молча глядели на этих хамов исподлобья. Везёт ингушу - напился вчера пьяный и теперь дрыхнет, отвернувшись к стенке, а нам тут сиди, карауль таможню, да на этих гадов смотри. Очередной меняла, не услышав от нас ни «да», ни «нет» на своё заманчивое предложение обменяться, видимо, принял нас за семью глухонемых, а потому перестал орать и начал быстро водить большим пальцем по остальным плотно сложенным в горсть перстам - мол, меняю, смотри, чувак, деньги! Медленно перемещаясь по купе, он протягивал то мне, то Натке эту свою «говорящую комбинацию» и уже стоял почти у самого нашего столика.

- Пошёл вон! - громко крикнул я ему.

Парень не ожидал такой реакции от семейства глухонемых и пулей вылетел из купе. Моя, не менее злая, жена хлопнула ему вслед дверью и закрылась на замок.

Следующим «посетителем», как назло, оказался кто-то из казахстанских «служивых». Этот кто-то дёрнул пару раз дверь и, поняв, что она заперта, начал кричать:

- Э, проводник! Э! Почему купе закрыто?

Я распахнул ему дверь и извиняющимся тоном сказал:

- Менялы ваши просто заколебали, вот и закрылись!

- Это не мои менялы! Нельзя закрываться всё равно, - строго, но как-то по-казахски торопливо отчитал меня пограничник.

Процедура прохождения границы с казахской стороны оказалась ещё проще, чем с российской - всем пассажирам с бордовыми, а не голубыми паспортами (7) просто поставили печати с датой въезда в миграционные карточки, заполненные ещё с вечера. Всё! Можно спать до самого Семипалатинска!..

В «городе семи палат» было холодно и мела метель. Мы вышли из вагона на перрон и купили казахстанской прессы - всё-таки новостей из стран СНГ катастрофически не хватает в России. Только нефть, газ, «оранжевые» революции, да ещё какие-то придурошные заметки из серии «их нравы»: в Таджикистане ишак попал в канализацию, на Украине приватизировали трансформаторную будку, а в Белоруссии испекли самый большой в мире драник. В общем, когда через сутки мы приехали в бывшую столицу Казахстана, я уже был в курсе всех основных событий в стране, причём мне удалось почитать и пропрезидентские газеты, и, как можно было догадаться по тону статей, издания оппозиционные. Довольно живенько всё у них тут было: бывшего губернатора Павлодарской области выпустили из тюрьмы по амнистии, на киевский «майдан» отправилась группа поддержки из числа казахских оппозиционеров, а президент Назарбаев в это время открывал участок железной дороги, связавший Кустанай с Актюбинском - теперь из одного областного центра в другой можно было не ездить «через Россию».

После Семипалатинска к нам «в гости» зашёл толстый милиционер-казах, ехавший в соседнем купе. Он почему-то решил проверить наши документы - я так и не понял, то ли он действительно был «при исполнении», то ли решил потренироваться в своём нелёгком ремесле в свободное от работы время, дабы не терять формы. Наши с Наткой паспорта, как и ожидалось, не привлекли его внимания, а вот парень с фамилией, заканчивающейся на «-оев», бдительного «стража» заинтересовал.

- Чечен? - с подозрением спросил милиционер - казахи тоже не очень любят своих единоверцев с Кавказа.

Паренёк ответил точно так же, как русской пограничнице, тем же тоном - похоже, он уже выучил эту интонацию, поскольку, я уверен, пару раз в день ему приходилось сообщать свою национальность всем интересующимся:

- Ингуш.

- Куда едешь? - продолжил допрос блюститель порядка.

Пришлось кавказцу раскрывать тайну своего перемещения по Казахстану:

- В Алма-Ату, к дядьке!

- Понятно, - тоном, скорее означавшим «ни фига не понятно», сказал казах и для солидности несколько раз похлопал чужим паспортом по своей ладони. Видимо, на этом запас фантазии милиционера иссяк, поэтому он нехотя вернул документ несчастливому ингушу и покинул купе.

- Блин, заколебали, - тоже со знакомой нам интонацией пробурчал парень. Очевидно, он заучил и эту фразу.


***

С пересечением казахстанской границы в нашем поезде поселился «базар» - целые сутки до самой Алма-Аты по вагону бродили многочисленные торговцы. По товарному ассортименту можно было изучать экономическую географию страны. Например, в Семипалатинске нам предлагали колбасу и водку, в Аягузе и паре сотен километров до и после него - шерстяные кофты и шали, в городе Уш-Тобе, негласно считающемся «корейской столицей» Казахстана - острую морковку, а в Капчагае и на прилегающей территории - керамику. Ну и, конечно, как несомненный признак экономической активности населения, на всем пути нас сопровождала целая армия менял...

А ещё, попав в Казахстан, почему-то именно в нашем вагоне начали усиленно расслабляться проводники поезда. Гулянка в «проводничьем» купе шла целый день, и, судя по всему, всю ночь. Рано утром я проснулся оттого, что к нам заглянул основательно пьяный казах в синей форме и фуражке набекрень, который начал хлопать по верхним полкам обеими руками, явно в надежде что-то найти.

- Проводник барма (8)? - спросил он меня, когда я поднял свою удивленную голову.

Я ответил ему, что нет, спящее на верхней полке тело не принадлежит проводнику - там лежал «везунчик» ингуш.

- Ой, потерялся куда-то, да? - как-то очень плаксиво произнёс пьяный товарищ пропавшего железнодорожника, и мне даже стало чуточку жалко его.

- Ну, поищите в других купе, - посоветовал я и отвернулся к стене досматривать свои казахстанские сны...

Наш поезд прибывал в воскресенье, в первой половине дня на «первую Алма-Ату» - находящуюся на окраине города огромную транзитную станцию, хотя, вообще-то, в советские времена поезда до тогдашней столицы Казахстана шли на вокзал Алма-Ата II, который, наоборот, располагается хоть и в тупике, зато в самом центре. Я с детства помнил, где находятся оба городских вокзала, и, в принципе, мог бы выбраться оттуда, но адрес нынешнего места жительства моего дядьки мне ничего не говорил - я понятия не имел, где находится нужная улица.

Вопрос перемещения до необходимого нам места волновал меня (и чем ближе к конечной, тем больше) из-за боязни не узнать родного человека в толпе встречающих. Я довольно смутно помнил, как выглядит дядя Юра (помнил только, что с усами), но мама перед поездкой на мою просьбу описать его внешность отмахнулась: «Ой, да ты сам его узнаешь!»

Мы с Натальей вышли на высокую платформу «первого» алма-атинского вокзала и начали озираться по сторонам. Боковым зрением я заметил, что нашего попутчика-ингуша уже допрашивали привокзальные казахстанские милиционеры, я даже знал, о чём они беседовали: «Чечен?» - «Ингуш!» - «Куда едешь?» - «К дядьке» - «Понятно» - «Блин, заколебали!»...

Я понял, что имела в виду моя матушка, когда отказалась сообщать мне приметы своего родного брата. Около лестницы с сигаретой во рту и в кожаном плаще стоял «я», только, разумеется, гораздо старше «меня» и весь седой. Всё-таки гены - сильная вещь. «Я в будущем» тоже узнал «себя в прошлом» и радостно развёл в стороны руки, готовясь обнять сразу и меня, и мою крохотную жену. Бурно поприветствовав друг друга, мы вышли на привокзальную площадь, сели в аккуратно припаркованный «Мицубиси-РВР» и отправились в дядькин офис, расположенный на полпути к дому и выходных, видимо, не знавший. Всю дорогу Наталья украдкой поглядывала то на меня, то на моего дядю Юру - всё-таки мы с ним чертовски похожи!..

Мамин брат, уволившись с государевой службы и женившись во второй раз, переквалифицировался в адвоката и основал семейный бизнес - его жена, тётя Ира, и её дочь, Наталья, тоже были юристами. Небольшая конторка бралась абсолютно за всё и довольно скоро заимела в городе репутацию «везунчиков», способных выигрывать даже самые «мёртвые» дела. Офис адвокатского бюро, находившийся в квартире на первом этаже жилого дома, похоже, и был основным местом жительства моих родственников - во всяком случае, там они проводили гораздо больше времени, чем в собственной квартире.

- А как казахи? Нормально относятся к вашему бизнесу? - спросил я дядю Юру.

- Понимаешь, Андрюша, когда человеку надо, чтобы его родственник не сел, он на национальность адвоката в последнюю очередь будет обращать внимание, - ответил мне дядька.

Позже тётя Ира рассказала нам с Натальей, как представляя в суде интересы одного имама, она, «неверная» (9), даже осматривала какие-то «запретные» помещения в мечети, потому что именно там находилось «место преступления»...

Дом, в котором жили дядя Юра и тётя Ира, располагался в пяти минутах ходьбы от одной из главных магистралей города, проспекта Абая (10), соединяющего центр со «спальниками».

В первый наш «неполноценный» день в Алма-Ате мы не выходили из квартиры. Накормив нас, радушные хозяева куда-то уехали, а нас оставили отсыпаться. Я проснулся, когда за окном совсем стемнело и, не став будить Натку, вышел на кухню, откуда открывался великолепный вид на вечерний город. Как там у бакинцев было? «Ночная симфония огней» (11)? Здесь, конечно, была не «симфония», но тоже что-то такое - величественное и торжественное!..


(1) В тексте этой главы встречается много казахских слов. Чтобы вам было легче их читать, запомните, что ударение в казахском языке практически всегда падает на последний слог. Исключение: две гласных подряд в конце слова, тогда - на предпоследний.

(2) Строка из песни группы «Бахыт-Компот» про «девушку по имени Бибигуль».

(3) Алма-Атой город стал в 1921-м году.

(4) Первые столицы Казахстана, который сначала назывался Киргизской Автономной ССР и входил в состав РСФСР, и лишь в 1936-м году стал полноценным участником Союза, располагались в Оренбурге и Кзыл-Орде, в Алма-Ату столицу перенесли в 1929-м.

(5) Проще говоря, в милиции на транспорте.

(6) «Декабрь» по-казахски, сейчас «Желтоксан» в Казахстане такое же понятие, как в России «восстание декабристов».

(7) То есть гражданам России, а не Казахстана.

(8) В том смысле, что «не здесь ли мой коллега»?

(9) То есть не мусульманка.

(10) Абай Кунанбаев - казахский поэт, литератор, общественный деятель второй половины девятнадцатого века. «Письмо Татьяны» из пушкинского «Евгения Онегина» в его переводе стало казахской народной песней.

(11) В главе 2 я описывал вид на вечернюю столицу Азербайджана.



Часть 2. Алма-Атинские прогулки

Алма-Ата - самый «не казахстанский» город в республике. Судите сами. Казахстан - страна преимущественно равнинная, и основными природно-климатическими зонами в ней являются степи и пустыни. Алма-Ата же находится в предгорьях - сразу за городом прямо на границе с Киргизией расположен заснеженный хребет, называемый Заилийским Алатау, который создаёт мощный фон любому городскому пейзажу. Из-за тёплого климата и хорошей земли в бывшей столице чуть не круглогодично можно наблюдать буйство цветов и красок - лично я больше всего люблю конец сентября - начало октября. Боже мой, что творится в Алма-Ате в это время года! Жёлтые, красные, зеленые пятна на заросших благодарной растительностью городских улицах. Под ногами шуршат созревшие жёлуди, на которых можно укатиться-поскользнуться так, что и никакого гололёда не надо, и лишь дворники торопливо и тщетно пытаются размести эти созданные природой «ролики» и целые сугробы цветной листвы. А еще в Алма-Ате прямо на улицах и проспектах цветут тюльпаны и огромные розы, а в пригородах растут дикие абрикосовые сады - горожане ездят туда собирать урюк (12), как у нас ездят собирать грибы!..

Из-за степей и равнин главной погодной характеристикой в Казахстане является ветер, температура воздуха не так важна. Даже если на улице -30 и при этом ветра нет - можно жить, но вот если ветер сильный, то и -10 мёдом не покажутся. В Алма-Ате же из-за огромных гор ветра не бывает вообще никогда (отчего город постоянно накрыт едким смогом), а истории про минусовые температуры передаются здесь как национальные легенды. Дядя Юра мне рассказывал про то, как однажды у них было аж -15!

В Казахстане живет довольно простой народ - коренные обитатели, казахи, в массе своей потомки кочевников, а «русскоязычные» переселенцы отличаются между собой временем приезда в здешние места - казачье освоение, столыпинская реформа, эвакуация в войну, целина, индустриализация шестидесятых-семидесятых, но мало различимы по своему характеру или социальному положению. Гораздо больше объединяющего их - все сюда ехали, в общем-то, за новой жизнью - чуть светлее и счастливей, чем была в тех краях, что они покинули. Правда, Казахстан стал «вынужденной родиной» и для многочисленных «недобровольных» переселенцев: зэков, строивших гиганты индустрии (13), и целых народов, вдруг объявленных «предателями». В «немецкие» колхозы на севере Павлодарской области нас, школьников, возили на экскурсии - посмотреть на «маленькую Германию», а тех же чеченцев казахи недолюбливали не просто так - среди всей «братской семьи» народов те были самыми шумными и непослушными «братьями».

И всё равно все казахстанцы похожи - в абсолютном большинстве работяги, привыкшие к бесхитростному труду по добыче и первичной обработке пресловутой «таблицы Менделеева», «зарытой» в казахской земле, и «инженерно-технические работники», должным образом этот труд организующие. В Алма-Ате же «окопалась» настоящая, столичная, интеллигенция: журналисты, учёные, писатели, композиторы - все они обязательно должны были наличествовать в каждой национальной республике. А еще - многочисленная чиновная гвардия четвёртой по значимости союзной республики. Собственно, именно вышеперечисленные категории граждан и есть алма-атинцы. Довольно «простецкое» семейство, родившее мою маму - это редкое исключение из правила. Да и жила та семья совсем не в центре, а на городской окраине в частном секторе около транзитной станции Алма-Ата I - там, где обитали только немногочисленные «русскоязычные» пролетарии да бежавшие от голодухи китайцы.

Чиновно-интеллигентская братия, созданная стараниями Ленина-Сталина и достигшая «зрелости» при Брежневе, в массе своей принадлежала к «титульному» этносу, более того, обычно к знатным родам этого этноса. Именно поэтому в столице республики всегда было так много высоких и красивых казахов - «байские» дети рождались от настоящих красавиц, за которых женихи отдавали щедрые калымы.

У «солидных» алма-атинцев росли «солидные» дети - классические, как говорили в советские годы, «мажоры», увлекавшиеся всеми западными новинками. Если где и была в Союзе настоящая «стиляжья вольница», так это в Алма-Ате. Милиционеры и «комсомольские патрули», говорят, просто боялись здешних стиляг - они прекрасно понимали, ЧЬИ это дети!..

Кстати, идеи казахстанской «самостийности» тоже могли родиться только в Алма-Ате - остальной, редко поднимающий «от трудов праведных» голову Казахстан развал Советского Союза «пропустил»...


***

Проснулись мы рано - раньше хозяев. Натка вскипятила чаю и начала готовить завтрак - почему-то в доме родственников, с которыми я не виделся много лет, мы оба чувствовали себя очень свободно и совсем как дома. Дядя Юра и тётя Ира подтянулись на кухню, когда стол уже был накрыт. Каких-то больших планов на понедельник у нас не было - музеи не работали, да ещё и дождик за окном накрапывал. В итоге мы поздно вышли из дома и посвятили день окрестным прогулкам и хождению по магазинам - в основном, за продуктами, ибо мне не хотелось выглядеть в глазах родни «халявщиком».

Гораздо более масштабной была программа вторника: мы собирались погулять по центру и зарегистрироваться по месту проживания, чтобы при выезде из Казахстана у нас не возникло проблем. Ещё мы планировали купить железнодорожные билеты в интересовавшие нас города.

На улице было пасмурно, но тепло - градусов 10-15, что для конца ноября, я считаю, более чем щедро.

Выйдя из дома, мы направились на автобусную остановку - дом дяди Юры хоть и находится рядом с проспектом Абая, но всё же район там не шибко живописный. Автобусов в привычном нам понимании в городе не существовало - останавливались только странного вида маршрутные такси - больше, чем «ГАЗели», но меньше, чем «ПАЗики», из которых высовывались кондукторы-зазывалы, выкрикивающие маршрут и стоимость проезда. Конечно, выглядело это несколько диковато и очень по-южному, зато удобно для приезжих.

Мы вышли из маршрутки, когда пейзаж за окном стал не таким однообразным, то есть начался центр города. Вся архитектура в этом месте проспекта Абая с явными национальными мотивами. Например, похожий на юрту цирк - сюда маманя притащила меня, когда мне было года три, там я жутко испугался шумных и наглых клоунов и разревелся во всю мощь, чем вынудил мою родню покинуть зал. Ужас этот свой я помню до сих пор, а цирковые представления, кстати, и сейчас терпеть не могу. Напротив цирка - казахский драматический театр имени Мухтара Ауэзова, рядом с которым находится памятник восседающему будто на троне самому классику казахской литературы - с большой лысиной, но всё равно всклокоченному. Ох, помню я этого Ауэзова! Всех детей в советских школах мучили только одним «четырёхтомным» произведением, «Войной и миром», а казахстанских - ещё и ауэзовским творением «Путь Абая». Бр-р-р, вспоминать не хочется! Ненавижу читать «конспекты» книг, но «освоить» биографию одного великого казаха, написанного другим великим казахом, у меня никак не получалось. Очень надеюсь, что у родителей не сохранилось моих школьных сочинений по этой книге - до сих пор стыдно.

Сразу за театром и маленькой речкой (названий здешних речушек никогда не знал, они здесь какие-то несолидные - запоминать не хочется) расположился построенный опять же в национальном ключе круглый Дворец бракосочетания, а чуть дальше, на другой стороне проспекта - огромный стеклянный торговый центр, дворец спорта и центральный стадион. Ха-ха-ха! Помню-помню я эти два алма-атинских позорища - футбольные команды «Кайрат» и «СКИФ». Первая играла в высшей лиге СССР, а вторая - в нашей восточной зоне второй лиги, и обе вечно болтались в самом хвосте турнирных таблиц. Наш павлодарский «Трактор» хоть и не выходил практически никогда в первую лигу, зато у себя во второй «чемпионил» регулярно.

Дальше проспект становился не таким напыщенно-парадным - появилось много деревьев, а дома здесь были «сталинскими», что в сравнении с «кунаевской» архитектурой означает «очень скромными». Кто такой Кунаев, вы спрашиваете? Динмухамед (Димаш) Ахмедович Кунаев - это бессменный партийный босс Казахстана на протяжении двадцати с лишним лет. Большой друг Леонида Ильича и не «чистокровный» (по слухам) казах, он беззаветно любил республику, и благодаря ему Казахстан в конце шестидесятых - начале семидесятых расцвёл. Индустриализация усиленными темпами и массовое жилищное строительство привели к очередной волне притока населения из потерявших вдруг свою актуальность Сибири и Урала и перевели республику из «второсортных» (14) в разряд «локомотивов» советской экономики. Во всяком случае, обвинения в адрес «Чуркистанов, объедающих Россию-матушку» от спохватившихся вдруг россиян в конце восьмидесятых мы, казахстанцы, пропускали мимо ушей. Это еще кто кого «объедал»! Кунаева уважали жители республики, но не любил Горбачёв - собственно, отставка казахского первого секретаря с последующим назначением на высший партийный пост Геннадия Колбина, русского чинуши из Ульяновской области, и спровоцировали националистический «взрыв» в 1986-м году.

Из всех городов Казахстана «товарищ Димаш» больше всего, конечно, любил Алма-Ату. По причине высокой сейсмичности «сталинские» дворцы здесь редко строили выше трёх этажей, отчего в городе появились целые кварталы «недомерков» с колоннами, но с шестидесятых годов по личному распоряжению Кунаева в столице начали возводить сейсмостойкие высотки и огромные дворцы с «нетиповым» обликом. И цирк, и Дворец бракосочетания, и казахский драмтеатр - это памятники «кунаевской эпохи». Причём даже не самые важные. Архитектурным символом Алма-Аты, конечно же, стала гостиница «Казахстан» на площади Абая, в которую упирается одноимённый проспект. Шикарная полукруглая «свечка» в двадцать шесть этажей с «короной» на крыше украшала заставки республиканского телевидения, коробки конфет и даже школьные тетради - мне этот силуэт одно время напрочь надоел, но «вживую» вид на высотку действительно завораживает.

Рядом с гостиницей находится Дворец Республики, построенный как Дворец имени Ленина, где проводились важнейшие республиканские съезды, слёты и собрания, и откуда по выходным транслировалась ненавистная мне передача «Тамаша» (15) - казахский аналог московской юмористической программы «Вокруг смеха». Представьте себе: воскресный, как сейчас бы сказали, «прайм-тайм», по двум общесоюзным каналам показывают какую-нибудь чепуху, а по республиканскому телевидению вместо «хитов» вроде «Кавказской пленницы» или «Служебного романа», которыми нас частенько «баловала» Алма-Ата, идёт трансляция из переполненного Дворца имени Ленина. На сцене кривляются и о чём-то шутят по-казахски местные юмористы, в зале заразительно хохочут, а ты хоть и не понимаешь ни шиша, но всё равно сидишь, смотришь и яростно завидуешь такому весёлому времяпрепровождению представителей титульной нации.

Перед Дворцом Республики стоит памятник Абаю - красивый памятник, а сразу за шикарным зданием находится «нижняя» станция канатной дороги. Вот оно - чуть не самое яркое детское воспоминание из Алма-Аты! Можно смело сказать, что, будучи малолетним пацаном, в Алма-Ату я рвался не ради встреч с бабушкой и дедушкой, а исключительно затем, чтобы покататься на местной «канатке». Бордовые вагончики поднимались из центра города на гору Коктюбе, на которой располагаются телебашня - очередной инженерно-архитектурный шедевр времён Кунаева, и шикарная смотровая площадка с многочисленными кафе. Мама, как сейчас помню, всегда боялась ездить по канатной дороге, но была вынуждена, стиснув зубы, закрыв глаза и вцепившись в моё плечо, везти своего «сына-экстремала» на «зелёную гору» - так с казахского переводится Коктюбе. Уши закладывало, набитый до отказа вагончик с дверями, «как в автобусе», полз вверх, раскачиваясь и жутко скрипя, а потом вдруг резко проваливался вниз, отчего у пассажиров душа уходила в пятки, а мамины пальцы ещё крепче впивались в моё плечо - это мы так очередную поддерживающую канаты мачту проезжали. Ух, красота! На горе всегда кормили вкуснейшими мантами с острой зеленью в мясной начинке, и, если везло с погодой, с Коктюбе можно было разглядеть всю Алма-Ату - она стояла внизу, как на ладони, и шумела всеми своими машинами и людьми. И вы меня ещё спрашиваете, за что я люблю этот город?..

«Канатка» сейчас не работала, а за небольшим двухэтажным павильончиком «нижней» станции одиноко висел «трамвайчик» - почему-то не бордовый, как раньше, а совсем наоборот - голубой. Закрыта дорога было вовсе не из-за погоды, как мы с Натальей решили поначалу. Дядя Юра нам потом объяснил, что в рыночные времена «зелёная гора» (а она действительно «зелёная» - почти джунгли) стала престижным местом для строительства коттеджей. В результате «самостроя» начались оползни, и мачты канатной дороги стали «сползать» тоже. Через четыре года моей сестре, когда она будет гостить у дядьки, удастся покататься на любимом с детства транспорте - «канатку» восстановят.

Мы шли по проспекту Ленина, который сейчас назывался Достык, то есть проспектом Дружбы, пока не наткнулись на Дворец пионеров. Я сразу понял, что это, потому что очень похожее на него здание с куполом-обсерваторией находится в моём родном Павлодаре - его «научно-фантастический» облик до сих пор украшает этикетку нашей павлодарской минералки, а одно время его даже на местной водке (sic!) изображали.

Свернули вправо на довольно тихую в этом месте улицу академика Сатпаева (16) и пошли к «столичному» кварталу. Стараниями всё того же «товарища Кунаева» на алма-атинской окраине в конце семидесятых был возведён целый комплекс правительственных и солидных жилых зданий, скромно названный «Новой площадью». После смерти Леонида Ильича площадь стала носить имя Брежнева, потом, после «развенчания» так до конца и не сложившегося культа личности генсека, она опять стала Новой, а затем её весьма оригинально назвали площадью Республики.

Главным зданием там является бывший ЦК Компартии Казахстана, сначала переделанный в Дом Правительства, а потом по причине переноса столицы превращённый в акимат (если по-нашему, то администрацию) города Алма-Аты. Соседствует со зданием ЦК относительно новенький (начала девяностых), облицованный белым мрамором президентский дворец, который по той же причине стал «Представительством Президента» или, как говорят в местных новостях, «южной резиденцией» Назарбаева. По слухам, Нурсултан Абишевич хоть и выступил инициатором переезда чиновников в Акмолу-Целиноград, сам, южанин, к новой столице никак не привыкнет и от суровой северо-казахстанской зимы прячется в Алма-Ате. Во всяком случае, сколько мы там были, всяческих послов он принимал (мы это по телевизору смотрели, разумеется) именно в «южной резиденции».

Слева от Дворца Президента, в скверике, находится музей истории Казахстана с огромным голубым куполом. Мы, конечно же, не могли пройти мимо и зашли туда. Музей оказался огромным и шикарным. Обидным было только то, как в нём представили «русскую часть» экспозиции. Всё, что касалось русских, музейные деятели фактически изложили в этнографическом ракурсе в одном ряду с другими народами Казахстана: узбеками, уйгурами, немцами, корейцами. Как будто это не «русскоязычные» строили города Северного Казахстана и осваивали целину! Как будто не из России сюда во время войны были эвакуированы «Мосфильм» и «Ленфильм» (17), давшие толчок развитию местного кинематографа! Как будто это не переселившиеся русские казаки охраняли спокойствие сонных кочевников от вторжения орд с юга и востока!..

Главный экспонат музея Республики Казахстан (так он сейчас официально именуется) находится прямо на входе. Я с детства помню эту шикарную историю о том, как в пригороде Алма-Аты в начале семидесятых были найдены доспехи знатного сакского (18) воина - из чистого золота и отлично сохранившиеся. Сейчас эти одеяния, включая огромный островерхий не то шлем, не то просто головной убор, надеты на безликий манекен из кумачового бархата и украшают собой фойе главного республиканского музея. «Золотой человек», а если по-казахски, то «Алтын Адам» он называется... Я только сейчас понимаю, что с этой находкой Казахстан обрёл первый миф о своей государственности... Ладно, пора возвращаться на площадь Брежнева, то есть, пардон, Республики.

Вход на площадь из центра города открывают две шикарные симметричные жилые многоэтажки с пристроенными к ним длинными «крыльями», в которых находятся редакции телевидения и радио. С вида на эти «ворота» всегда начинались трансляции военного парада 7 ноября. «Говорит и показывает Алма-Ата. Говорит и показывает Алма-Ата», - сообщал казахстанский клон Игоря Кириллова, и у телезрителей (у меня, во всяком случае, точно и всегда) захватывало дух. Далее камера переходила на гранитную трибуну около здания ЦК, на которой уже стояли партийные бонзы в шляпах и с алыми ленточками на лацканах. «Ту-ду-ду-ду-ту-у-у-ду-у-у», маршевый шаг, звонко отдающийся от огромной площади, а после - рёв техники и окутывающий всё вокруг дым... Нет, эта площадь должна называться площадью Брежнева! Или даже лучше - Кунаева. Это его площадь! Только его!

В центре площади сейчас стоит высоченный столб. Что за мания в «освобождённых от советского гнёта» столицах бывших союзных республик столбы ставить? В Киеве на Майдане Незалежности тоже вон колонну соорудили... Алма-атинский столб, разумеется, называющийся «монументом Независимости», венчает пафосная композиция: «Алтын Адам», стоящий верхом на крылатом барсе - именно барса избрали в качестве своего нового национального символа свободолюбивые казахи - не знаю уж, по чьей подсказке. «Русскоязычные» казахстанцы живо отреагировали на эту скульптурную группу, довольно скоро «задолбавшую» так же, как в своё время «задолбал» вид на гостиницу «Казахстан», и жестоко прозвали её «зверьком на зверьке» - не очень политкорректно, прямо скажем. В основании колонны лежит металлическая книга с отпечатком растопыренной пятерни (говорят, самого!) и со словами «Выбери и блаженствуй» на русском, казахском и английском языках, а по периметру «зверинец на столбе» окружает странная компания: два бесштанных «сопляка» на лошадях и сидящие на низеньких постаментах задумчивый дедушка и лиричная тётя. Я не смог разгадать замысел авторов, если честно...

Нагулявшись по широченным проспектам и площадям, мы отправились в «старый» центр - по тихонькой улочке, носящей имя оперной певицы Куляш Байсеитовой и проходящей как раз между домами-близнецами. Мы шли к театру оперы и балета, на улицу Калинина, тьфу ты, Кабанбай-батыра (19)... Ага, году в 1991-м Алма-Ату, как и Москву, захлестнула волна переименований. Переименовывали тогда всё, что только могли - прежде всего, конечно, те улицы, чьи названия так или иначе были связаны с советским периодом: Октябрьскую, Комсомольскую, Кирова, Калинина, Маркса. Но «под раздачу» угодил даже несчастный французский микробиолог Луи Пастер, именем которого называлась главная «трамвайная» улица города. А сотрудники пастеровского института, между прочим, казахов от одной из последних на планете эпидемий чумы спасли в начале двадцатого века, потому и улица его именем называлась!..

Теперь же улицы Алма-Аты, как и многих других городов страны, носят имена мало известных даже самим казахам деятелей культуры и науки, а также разнообразных «ханов», «биев» и «батыров», то есть правителей здешних мест в разные времена, знатных представителей местных кланов и доблестных воинов. Эти герои, вне зависимости от своего статуса, в чем-то реальны, в чем-то сказочны. У большинства из них известны годы жизни и есть реальная биография, но в легендах, изучаемых в том числе в рамках школьной программы, подобно героям маркесовского шедевра «Сто лет одиночества», они могут жить столетиями, летать по воздуху и в одиночку разбивать орды врагов - чаще всего исчезнувших во тьме истории джунгаров.


***

И всё-таки Алма-Ата это очень «казахстанский» город. Я уже рассказал, кто такие «алма-атинцы» чуть выше. А теперь представьте, что у этой несчетной чиновно-интеллигентской армии есть родственники в остальном Казахстане, и далеко не все из них обладают талантами трудиться на промышленных предприятиях республики. И что им, особенно молодёжи, остаётся делать? Правильно - ехать в столицу к преуспевшим родственникам. Поэтому, наверное, в Алма-Ате всегда существовало несметное количество разнообразных ВУЗов, после обретения страной независимости только возросшее. Приезжие «студенты» и другие праздно околачивающиеся в городе молодые люди привнесли в самый центр столицы яростный «флёр» окраин чужих городов. Все населённые пункты в Казахстане были негласно «поделены» на «районы» - я, например, в Павлодаре жил на «Барс-крае» (20), как сейчас помню, но Алма-Ата была самым «поделенным» городом. И в каждом таком «районе» бал правила своя банда. Даже не банды то были, а почти «народные ополчения» из молодёжи, охраняющей «свою» территорию и регулирующей отношения с «чужаками». Добавьте к этому практически легализованный ещё в советские годы оборот легких наркотиков (21) и «столичную» развлекательную инфраструктуру, помноженные на шальные «столичные» деньги. «Ой-ой, братишка, шалы нет у тебя?» - запросто спрашивал порцию марихуаны на улице Алма-Аты один молодой человек у другого, и завязавшаяся беседа могла легко закончиться дракой или «нечаянным» грабежом...

Моё поколение воспитывалось на фильме «Игла» с Виктором Цоем в главной роли. Во всём Советском Союзе тогда смотрели это кино, но в Казахстане смотрели как-то по-особенному. Ведь если вы не были в конце восьмидесятых в Алма-Ате, вы никогда до конца не поймёте этот фильм Рашида Нугманова. Кто такой герой Цоя? Очевидно, приехавший откуда-то не алма-атинец, чувствующий себя в столице республики как дома. Кто такая Дина? Живущая в квартире с камином дочь какого-то интеллигента, «мажорка», опустившаяся до наркоты и общения с криминальным «быдлом» - в отличие от других столиц, в Алма-Ате границы между социальными стратами всегда были довольно условны. А Спартак, привыкший к шикарной по советским меркам жизни, но работающий не пойми каким слесарем не пойми где? А его компания, заседающая в 7-37 в «парламенте» - кафе, в котором (вдумайтесь!) подают настоящий кофе, а не «кофейный напиток» из жжёного ячменя? А пепси-кола? Где ещё в Союзе, кроме трёх-четырёх «главных» городов, можно было так запросто попить пепси-колы? А музыка? Иллюстрировать Алма-Ату можно только твистом - осенним, ностальгическим и немного пафосным - таким, как у Магомаева или у «А-студио». Не зря же эта группа именно здесь «расцвела». Правда, я с трудом представляю себе танцующих твист алма-атинцев - наоборот, под такую музыку нужно неспешно, но ритмично прохаживаться, высоко подняв голову - так, будто ты и есть организатор танцев...

Дальше, кстати, «Игла» тоже очень казахстанский фильм: Арал, высушенный мелиорацией, разрыв между поколениями - старики говорят по-казахски, молодые отвечают им по-русски... Настоящее кино! Жизненное...


***

Итак, мы шли к оперному театру, чтобы купить билеты на «Лебединое озеро» - нам хотелось приобщиться к балетной классике в её местном исполнении. По пути пересекли уже пройденный нами проспект Абая около русского драматического театра имени Лермонтова, в котором до сих пор главной «звездой» остаётся Владимир Толоконников, «Шариков» из знаменитой экранизации «Собачьего сердца». Купили билеты и туда тоже - на «Пока она умирала» Птушкиной.

В паре кварталов влево от «русского» театра, кстати, находится медицинский институт, а в паре кварталов вправо - аграрный. Студенты именно этих двух ВУЗов стали «героями Желтоксана» в 1986-м - недалеко им было идти до площади со зданием ЦК и уже переехавшим в него «земляком» Ленина.

Мы вышли на улицу Калинина в районе легендарного «брода» - главного места «тусовок» алма-атинских стиляг. Оперный театр - это «сталинский» дворец в тенистом сквере, а напротив него - «гнутая» восьмиэтажная гостиница, тёзка бывшей столицы.

В театральной кассе было совсем немноголюдно. В дверях почему-то сидел на дорожных сумках усталый парнишка-казах, а у окошка стоял неопрятного вида дядька, тихонько беседовавший с надменной кассиршей-казашкой в строгом костюме.

- Девушка, ну дай я один звоночек сделаю, - умолял дядька. - Скажу только, что дядя Куаныш из Астрахани приехал!

Кассирша была непреклонна - мол, не положено, и всё! Забавная сценка: российский (а потому должный быть более «продвинутым») казах упрашивает неприступную «столичницу» из Казахстана.

Купив билеты в театр, мы двинулись в сторону «второй Алма-Аты», чтобы взять там билеты железнодорожные и зарегистрироваться по месту жительства - там почему-то это можно было сделать легче всего. По пути прошли через скверик, в котором раньше располагалось легендарное кафе «Ак Ку», то есть «Белый лебедь» (там действительно когда-то плавали белые лебеди в небольшом бассейне), и вышли на площадь Ленина (она одно время называлась Старой, а ныне носит имя Астана).

Главное здание на площади, бывший Дом Правительства, построенный в конце пятидесятых и успевший побывать в девяностые Домом Парламента, занят очередным алма-атинским коммерческим ВУЗом. А напротив него - там, где раньше был памятник Ленину, теперь стоит памятник двум «героиням» Советского Союза, Маншук Маметовой и Алие Молдагуловой. Погибшие в Великой Отечественной войне молодые девчушки, одна из которых была пулемётчицей, а другая - снайпершей, в Казахстане всегда упоминаются в паре. В памятнике они, даже не знакомые друг с другом, тоже запечатлены вместе - почему-то шагающими в ногу маршевым шагом. На постаменте написаны только их казахские имена. А к чему фамилии? Каждый школьник здесь, слава Богу, знает, кто это - я тоже, пока жил в Казахстане, помнил их.

Кстати, большинство «коммунистических» монументов в городах республики убрали с улиц и площадей и увезли в парки - чаще всего куда-нибудь на городские окраины. Теперь они стоят там плотными «большевистскими» кучками - безо всяких постаментов и должного ухода. Представляю, как страшно в такой «компании» оказаться ночью.

Наконец, показался вокзал - как везде в республике, отремонтированный, «освежённый» и с неизменной надписью «Казакстан темір жолы» (что означает «Казахстанские железные дороги») на крыше. Внешний вид привокзальной площади тоже сильно изменился с моего предыдущего посещения города. В 1992-м году, помнится, вся она чуть не круглосуточно была заполнена множеством каких-то страшных компашек местной «гопоты», дружно курившей и обычный табак, и «зелёный» - так в Казахстане называют анашу. От этого коллективного занятия здание вокзала обволакивал плотный сизый туман, а у проходивших с остановки автобуса к перрону людей начинала кружиться голова. Сейчас на площади всё было чинно и культурно: маршрутки, троллейбусы, совсем небольшое количество ларьков и пафосный конный памятник Абылай-хану, легендарному правителю части нынешнего Казахстана, заключившему, к слову, в неспокойном для казахов восемнадцатом веке договор о «покровительстве» с Россией...

Маршруты посещения интересовавших нас городов я составил следующим образом: завтра вечером выдвигаемся в Тараз, где проводим световой день, оттуда так же в ночь - в Туркестан, а уже из Туркестана возвращаемся дневным поездом в Алма-Ату. В Чимкент, находящийся на полпути из Тараза в Туркестан, и до которого нужно было ехать из бывшей столицы часов пятнадцать, было решено съездить отдельно по принципу «ночь туда - ночь обратно».

Билеты оказались гораздо дешевле, чем я рассчитывал, а регистрация по месту жительства отняла у нас минут двадцать времени и сто рублей денег, если считать в российской валюте. Кстати, рубли выгоднее всего менять оказалось тоже почему-то именно на вокзале - такого замечательного курса я потом больше нигде не встречал.

Коммунистический проспект, начинающийся от привокзальной площади, теперь носит имя Абылай-хана. Вы, читатели, не бывавшие в Алма-Ате, уже, наверное, поняли, какая в городе царит мешанина - из европейского и азиатского, советского и «независимого». Так вот, проспект Абылай-хана, который в народе все равно зовут Коммунистическим, является квинтэссенцией этой мешанины. В паре шагов от памятника казахскому хану - памятник пятидесятых годов бунтарю и революционеру Амангельды Иманову, напротив которого стоит «казахский» ТЮЗ начала шестидесятых. А ещё чуть дальше - превратившийся вдруг в сборище «бутиков» «советский» ЦУМ, окружённый по периметру мелкими магазинчиками, куда буквально лишь пара человек и зайти-то смогут. Проходишь еще и встречаешь низенькую «сталинку» с голубым куполом. Там раньше был Верховный Совет Казахской ССР, потом - министерство иностранных дел, а сейчас - администрация одного из городских районов. Через дорогу от него - «Аллея выдающихся деятелей», с почему-то не перенесёнными на окраину бюстами большевиков, устанавливавших в здешних местах Советскую власть. Самый заметный из них - конечно же, Фрунзе, гонявший басмачей по всей Средней Азии. Почему не убрали?

А ещё на проспекте Абылай-хана самые мощные автомобильные пробки в городе - такие же, как в Москве или Питере, и даже машины те же - сплошь «Лексусы» да «Мерседесы»...

Дядю Юру мы поставили перед фактом - мол, завтра вечером едем в Джамбул-Тараз и Туркестан, а потом еще и в Чимкент собираемся.

- Ой, на фига вам это надо? - удивился мой дядька. - Все эти Чимкенты-Манкенты - это же юг! - слово «юг» в Казахстане синоним «дикости».

Фраза про «Чимкенты-Манкенты» из уст дяди Юры звучала почти как сочинская «зелень-мелень» (22), но потом я действительно нашёл на карте маленькую станцию Манкент - милиционер, проработавший несколько лет на железной дороге, естественно, знал все свои подконтрольные маршруты наизусть.

В итоге мы сошлись на том, что дядя Юра даёт нам мобильник с местной SIM¬-картой, по которому мы должны будем позвонить ему в случае какого-нибудь происшествия. Забегая вперёд, скажу, что «по назначению» телефон мы не использовали ни разу - зато по нему было удобно врать моей маме, охранявшей нашу новосибирскую квартиру и время от времени справлявшуюся о том, где мы ходим. В Таразе мы ей говорили, что стоим на Новой площади перед ЦК, в поезде из Туркестана - что едем в троллейбусе по проспекту Абая, ну и так далее. Представляю, что бы с ней было, если бы мы сообщали, где мы действительно находимся!

Еще мой дядька научил нас «правильно» вести себя в поезде - например, я впервые узнал, что постель сдавать по прибытии на нужную тебе станцию вовсе не обязательно - собирать принадлежащий железной дороге «инвентарь», вообще-то, обязанность проводников...


***

На следующий день мы продолжили изучение улочек центральной части Алма-Аты. Гуляя по улице Дзержинского (ныне Наурызбай-батыра (23)), недалеко от уйгурского драмтеатра, мы заметили маленькую галерею современного искусства, перешли улицу и арык... Ах да, я же вам до сих пор ничего не рассказал про арыки! На всякий случай, для тех, кто не знает, «арык» - это такой небольшой, заполненный водой канал, в любом среднеазиатском городе он обязательно идёт вдоль улицы. Раньше арыки были неким «средним» между ливневой канализацией и открытым водопроводом, но сейчас выполняют роль своеобразного «увлажнителя воздуха» в летнюю жару. В Алма-Ате арыки располагаются между проезжей частью и тротуаром практически на всех городских улицах, но самый большой и полноводный идёт вдоль проспекта Абая. Я с детства помню, что в арыке всегда можно было сполоснуть руки - например, после того, как испачкаешься мороженым.

Так вот... Мы перешли по декоративному мостику через арык и зашли в галерею «Умай». На выставке была представлена куча ничем не примечательных картин, но мы всё-таки нашли то, что смогло нас поразить. Аляповатый пейзажик, изображающий две торчащих из Японского моря скалы, которые, естественно называются «Двумя братьями» (24) (второе название «Два пальца»). Наталья до 1993-го года жила километрах в сорока от этих скал, и в начале восьмидесятых они всей семьей регулярно ездили туда отдыхать. Обалдеть! Даже Натке, ни разу не бывавшей в Алма-Ате, удалось обнаружить там «кусочек родины» и «кусочек детства»!..

Весь день после музея мы гуляли по алма-атинским улицам: Кирова (Богенбай-батыра (25)), Виноградова (Карасай-батыра (26)), Комсомольской (Толе би), Октябрьской (Айтеке би) и Советской (Казыбек би (27))... На не переименованной улице Фурманова (28) я сфотографировал понравившийся мне дореволюционный особнячок, но около нас тут же «нарисовался» милиционер, который вежливо попросил меня удалить последнюю фотографию - особняк оказался американским консульством.

А еще мы искали какой-нибудь фотомагазин, где бы можно было сбросить на диск сделанные нами фотографии, и наткнулись на огромную мечеть с голубыми куполами. Я, как сейчас помню, на этом месте в советские годы был самый большой и самый известный алма-атинский общественный туалет, а по соседству с ним находился памятник шагающим строго вперёд борцам за установление советской власти. Стоит ли он сейчас, проверять не стали...


(12) Только мы, невежды, зовём урюком высушенные абрикосы, на Юге это - дикий абрикос.

(13) «Один день Ивана Денисовича», например, написан про казахстанский Экибастуз, где собственно и отбывал своё «наказание» А. Солженицын.

(14) После республик-основательниц СССР - России, Украины и Белоруссии, следующими «главными» всегда негласно считались родная Сталину Грузия и «нефтяной» Азербайджан.

(15) Что значит «чудеса».

(16) Каныш Сатпаев - учёный-геолог, основатель и первый президент Академии Наук Казахской ССР.

(17) Многие шедевры отечественного кино - прежде всего, «Иван Грозный» С. Эйзенштейна, были сняты на «Мосфильме», но в Алма-Ате.

(18) Саки - общее название ираноязычных племён, живших на территории Средней Азии в первом тысячелетии до новой эры и начале новой эры.

(19) Кабанбай-батыр - один из почитаемых казахских воинов, живший в восемнадцатом веке.

(20) Подъезды наших домов украшали дивные надписи: «Барс-край - короли!», причём над словом «Барс» уже возвышалась корона.

(21) В начале девяностых максимум, что можно было «получить» за обнаруженную в кармане анашу от милиции (если, конечно, им план не надо было выполнять) - это «по морде» с обязательной последующей конфискацией «травы».

(22) В главе 3 я про это писал.

(23) Тоже военачальник восемнадцатого века, борец с джунгарами.

(24) Если кто-то помнит, то они были изображены на купюре в 1000 неденоминированных рублей образца 1995 года.

(25) Очередной казахский полководец восемнадцатого века.

(26) Тоже военачальник-боец, правда, живший в семнадцатом веке.

(27) Казахи до сих пор разделены на три родо-племенных союза, так называемые «жузы» (по-казахски «сотня»). Представители Старшего жуза живут в Южном Казахстане, Младший жуз - это обитатели Западного Казахстана, а Северный и Центральный Казахстан - это территория проживания Среднего жуза. Три бия - главы трёх жузов (соответственно Старшего, Младшего и Среднего), жившие в конце семнадцатого - начале восемнадцатого века, выработали единый свод законов Казахского ханства под названием «Жети жаргы» («Семь установлений»), для своего времени довольно прогрессивных.

(28) Легендарный автор книги про Чапаева в Гражданскую воевал в здешних краях и даже был одно время уполномоченным Реввоенсовета.



Часть 3. В Тараз минуя Джамбул

Отдохнув немного дома и собрав в большой пакет то, что будет необходимо в предстоящие пару дней, мы двинулись на вокзал Алма-Ата II - оттуда уходил наш поезд в Тараз. Полный маршрут железнодорожного состава «Алма-Ата - Уральск» для меня лично выглядел слегка экзотично, я всё-таки привык видеть на вагонных табличках и в расписаниях на вокзале названия сибирских и дальневосточных городов: Улан-Удэ, Владивосток, Нерюнгри, Северобайкальск.

Вагон оказался довольно чистеньким, правда, свет в нём сразу после отправления начал как-то очень хаотично мигать. «Хозяйничал» здесь практически не говоривший по-русски малорослый пацан-проводник лет семнадцати от роду. Ясное дело, кто-то из железнодорожных начальников пристроил своего родственника из глухой казахстанской провинции на выгодную по здешним меркам работу.

В купе, кроме нас с Натальей, сидело ещё двое - высокий дядька-казах лет на десять постарше меня и молоденькая ухоженная девушка-казашка в норковой шубе. Эта традиция носить атрибуты богатой жизни посреди торжествующей осени, а то и вовсе летом, меня умиляла. За окном было +10, но местные модницы, демонстрирующие своё благосостояние, всё равно носили шубки - разумеется, нараспашку и, подозреваю, всё равно при этом безнадежно потея.

Высокий дядька оказался моим «почти земляком» - переселившимся в Павлодар из Чимкента работником «Казахтелекома», который сейчас ехал к родителям, а девушка была типичной провинциалкой из западно-казахстанского Уральска (она тоже ехала «домой»), удачно вышедшей замуж в бывшей столице.

- У нас с мужем и в Алма-Ате на Абая квартира есть, и в Астане сейчас дом достраивается, - сообщила она нам как бы между прочим. Видимо, вкупе с норковой шубой мы должны были оценить её статус. - Часто очень в Астану ездим, надоело уже по гостиницам мотаться, решили там тоже себе квартиру купить, хотя бы однокомнатную.

Нам с Натальей достались два нижних места, и, будучи человеком воспитанным, я предложил соседке поменяться местами. Она, разумеется, согласилась. Я застелил себе наверху и уже собрался запрыгнуть на своё «спальное место», когда внезапно одна из поддерживающих полку цепей оборвалась, и конструкция угрожающе накренилась, повиснув прямо над головой моей жены. Чёрт! А вагон оказался «ничего себе» только на первый взгляд - не такой уж я и толстый, чтобы подо мной полки обрывались! Пришлось отправляться в купе проводников.

- Уважаемый, - я не знал, как обратиться к пареньку-железнодорожнику, - там у нас в купе полка оторвалась!

Пацан мотнул головой, давая понять, что смысл сказанного мною не уразумел.